– Флаг-офицеры и командиры кораблей Военного Флота.

– Что означает… – медленно произнес Колин.

– Что означает, – подхватил Дахак, – что единственный член экипажа, который мог бы сделать такую попытку, это вы.

Колин взглянул на Джилтани и увидел в ее глазах ужас.

Глава 12

Они решили продолжить спор в своей каюте. Джилтани открыла было рот, ее глаза метали молнии, но электронные рефлексы Дахака опередили ее.

– Старший капитан Флота МакИнтайр, – сказал он с холодной формальностью, – то, что вы предлагаете, еще не является и может никогда не стать необходимым; напоминаю вам о положении Устава номер девятьсот семнадцать, раздел тридцать один, параграф два: «Командир любого военного корабля не должен подвергать цепочку командования неоправданному риску». Я утверждаю, сэр, что ваши намерения нарушают дух и букву данного уложения, и поэтому я вынужден настаивать на том, чтобы вы немедленно оставили этот нездоровый, необдуманный и абсолютно безумный план.

– Дахак, заткнись, – сказал Колин.

– Старший кап…

– Я сказал, заткнись, – повторил Колин угрожающим тоном, и Дахак заткнулся. – Спасибо. А сейчас вот что: мы оба знаем, что люди, которые писали Устав, никак не предвидели такую ситуацию, но уж если ты цитируешь Устав, то вот еще одна цитата, специально для тебя. Положение тринадцать, пункт один: «При отсутствии указаний от властей командир любого военного корабля или подразделения должен следовать наилучшему по его мнению курсу действия, чтобы сохранить Империум и человеческую расу». Однажды ты сказал, что у меня менталитет командира. Может ты и прав, а может и нет, но это – мое командирское решение, и тебе, черт возьми, придется с ним смириться.

– Но…

– Обсуждение закончено, Дахак.

После долгой паузы компьютер наконец ответил.

– Слушаюсь, – сказал он самым ледяным тоном, на который только был способен, но Колин знал, что главные сложности впереди. Он хитро улыбнулся Джилтани, довольный тем, что они остались наедине.

– Танни, я не собираюсь спорить и с собственным старпомом.

– Правда? – вспыхнула она. – Тогда поспорь со своей женой, недоумок! Едва один день в системе и ты уже собираешься рискнуть жизнью?! Что могло полностью сожрать твои мозги? Или, может, в тебе говорит тщеславие, потому что уж наверняка это не мудрость!

– Это не тщеславие, и ты знаешь об этом не хуже меня. Мы просто не можем терять время.

– Ты говоришь – время? – Она фыркнула, как злая кошка. – Неужели ты думаешь, что мои мозги протухли так же, как твои? Что бы ты ни делал, мы никак не успеем вернуться на Землю до появления разведчиков ачуультани! А если так, то в чем тогда смысл этой безумной спешки? Мы можем провести здесь месяца четыре, а то и все пять, и все равно успеем вернуться до появления основных сил их нашествия. Тебе это прекрасно известно!

– Верно, – сказал он, и ее глаза сузились от неожиданности. – Допустим, ты права, и мы начнем тыкаться вокруг, что-то искать. Что будет, если мы вдруг сделаем что-то, что не понравится Центральному Штабу, Танни? Пока мы не знаем, против чего он может возражать, мы не знаем, какое действие может принести смерть всем нам. Поэтому пока мы не установим связь с ним, мы ничего не сможем сделать!

Джилтани поджала пальцы, как кошка, на которую она так походила, глубоко вздохнула и заставила себя поразмыслить над его аргументами.

– Ну, в этом что-то есть, – признала она, явно против своей воли. – Но все-таки мы еще недостаточно изучили эту проблему. Может, не стоит так поспешно бросаться в это безумие?

– Боюсь, другого выхода нет, – вздохнул он. – Если перед нами Центральный Штаб, то это либо пещера Али-Бабы, либо ящик Пандоры, и мы обязаны выяснить что именно. Допустим, какая-то часть Военного Флота еще пригодна для активных действий, – а то, что эта штука активировалась может быть признаком того, что так и есть, – но мы не знаем, сколько времени потребуется на то, чтобы их собрать. Нам дорога каждая минута, Танни.

Она отвернулась, скрестив руки на груди, вся напряженная от страха, и Колин знал, что это страх не за себя. Ему хотелось сказать, что он все понимает, но он знал, что не стоит этого делать.

Она наконец повернулась к нему, посмотрела на него затуманенным взглядом, и он понял, что победил.

– Ладно, – вздохнула она, крепко обняв его и прижавшись лицом к его плечу. – Мое сердце рвется и протестует против этого, хотя мой ум – мой чертов ум – соглашается. Мой самый, самый дорогой, как я могу запретить тебе это!

– Я знаю, – прошептал он, уткнувшись в ее сладко пахнущие шелковые волосы.

Колин чувствовал себя, как муравей, на которого опускается подошва ботинка. Бронированный бок Центрального Штаба, казалось, поймал его в ловушку и был готов стереть его в порошок, зажав между собой и бело-голубой сферой Бирхата, и он надеялся, что Коханна не отслеживает показания его физиологических процессов.

Катер остановился. Желто-зеленый мигающий маяк отмечал небольшой люк, и, хотя Колин до головной боли напрягал свои имплантанты, ответа не было. Он тщательно замерил параметры маяка.

– Дахак, у меня вспышки продолжительностью семьдесят пять сотых секунды. Зеленый-желтый-желтый-зеленый-желтый на люке класса семь.

– Если предположить, что стандарты Флота не изменились, капитан, это должно означать действующий причал для малых судов.

– Я знаю. – Колин сглотнул, борясь с неимоверной сухостью во рту. – К сожалению, мои имплантанты не получают никаких сигналов.

Колин почувствовал внезапный, почти слышимый щелчок глубоко в черепе и моргнул при коротком приступе головокружения, потом какое-то незнакомое покалывание запульсировало в его датчиках.

– У меня что-то есть. Пока неясно… – Покалывание неожиданно стало острым и знакомым. – Вот оно!

– Есть, капитан, – сказал Дахак. – Программы перевода, разработанные для «Омеги-Три», не совсем соответствуют нашим требованиям, но, думаю, мои модификации к программному обеспечению ваших имплантантов подойдут. Я еще раз предостерегаю вас, что могут возникнуть некоторые дополнительные трудности.

– Понятно. – Колин подобрался поближе, старательно пытаясь сконцентрироваться на компьютере причала и что-то ему ответило. Это был запрос идентификации, но звучал он как-то… странно.

Он предельно осторожно набрал свой персональный код. Прошло мгновение, достаточное для того, чтобы ощутить разочарование, но ничего не происходило. Затем люк медленно открылся, и он вытер ладони о брюки своей формы.

– Ну, ребята, – пробормотал он, – дверь открыта. Пожелайте мне удачи.

– Мы все желаем, – мягко сказала ему Джилтани, – будь осторожен, любимый.

Следующие тридцать минут были одними из самых изматывающих в жизни Колина. Его основные коды имплантантов подошли для открытия люка, но это только активировало внутренние системы охраны.

В их вызовах было что-то странное, какая-то упорная, механическая настойчивость, которой он никогда не видел у Дахака. Казалось на каждом повороте он получал требования идентификации на все более высоких уровнях. Он обнаружил, что отвечает сигналами кодов, которые, как ему казалось, он не знает, и понял, что компьютеры забрались глубоко в систему заложенных в него механизмов авторизации. Неудивительно, что Друг был уверен, что Ану ни за что не сможет отменить его последний приказ Дахаку! Колин и не подозревал, как много кодов безопасности Дахак заложил в его имплантанты и его подсознание.

Но, наконец, он добрался до центральной транзитной шахты, испытав и облегчение, и напряжение. Он подключился к транспортной сети и запросил транспортировку до командного поста Альфа. Он был готов к очередной проверке, но компьютеры приняли сигнал, и он вступил в шахту.